Гаврош бросился бежать и через несколько бесконечных секунд запрыгнул в машину. Дверца «девятки» захлопнулась, и Лихой рванул с места.

* * *

Утренний туман плыл над водой. Арсений забросил удочку под самый камыш, положил удилище на рогатину и сел на раскладной стул. Волны от проходившей по Дону баржи прибили поплавок вплотную к камышу, но на это он не обратил никакого внимания. Сидел и смотрел куда-то вдаль, на противоположный берег. Рядом с ним такой же раскладной стол и ещё два пустых стула из комплекта. На столе бутылка водки, три пустых рюмки и простая закуска: жирная донская селёдка бочкового посола, сдобренная подсолнечным маслом и украшенная колечками сизого лука, домашний сыр, зелень, свежие помидоры, хлеб. Со стороны казалось, что старый вор просто отдыхает на природе. Наверное, так и было – он совмещал вынужденное с приятным: раз уж приходится ждать, то пусть ожидание будет отдыхом. Раньше, лет десять назад, он предпочёл бы ожидать отправленных на «дело» бойцов в каком-нибудь баре, а может, и в сауне, но с годами суета всё больше тяготила, а люди раздражали, хотелось тишины и покоя.

Сутулясь, подошел Гном, принес глубокую тарелку с дымящейся картошкой и блюдце с маслом.

– Пацаны звонили, говорят – город на ушах стоит! Из Протазана решето сделали, да еще охранников положили… А когда они заявятся? Может, поешь пока?

– Я сказал, чтобы оторвались и переночевали где-нибудь. А потом – сюда. Так что, должны с минуты на минуту, подожду…

И действительно, скоро приехали Гаврош с Лихим. Оставили машину у ворот, неспешно подошли к берегу. Настроение у обоих было хорошим.

– Как прошло? – спросил Арсений.

– Всё нормально, – ответил Гаврош. – О, селедочка! Да и водочки выпью с удовольствием!

– Бока только болят, – сказал Лихой. – Всю ночь пришлось в машине корячиться.

– Ну, лучше пусть от машины, чем от ментовских прикладов! – заметил Арсений. – Присаживайтесь, наливайте!

Парни сели за стол.

– Однозначно лучше! – согласился Лихой, наполняя рюмки.

Гном принёс накрытую крышкой сковороду на разделочной доске, поставил на стол и ушёл обратно. Арсений достал из карманов пиджака две одинаковых с виду пачки денег, протянул каждому.

– Молодцы! Выпьем!

Гаврош снял крышку, и свежий воздух наполнился вкусным запахом жареного мяса. Они выпили. Гаврош и Лихой тут же набросились на еду, а Арсений молча наблюдал за ними.

– Ну, теперь подробней! – потребовал он. – Как прошло?

– Гладко! – сказал Лихой. – Ну, у Наполеона и нервы! Как в тире отстрелялся! Я у него спрашиваю: мандражировал? А он мне дал пульс пощупать…

– И что? – заинтересовался Арсений.

– У меня сердце колотится, как собачий хвост, а у него вообще пульса нет!

Они выпили еще, потом еще, Лихой в который раз пересказывал все детали операции. Но насчёт сомнений Гавроша стрелять в охранников он умолчал. И Гаврош это оценил.

– Хорошо, что вы сработались! – похвалил Арсений. – И хорошо, что первое дело прошло как по маслу! Потому что слова – это одно, а дела – совсем другое! Сейчас я в тебе окончательно уверился!

Последняя фраза была адресована Гаврошу.

– Теперь можешь снять квартиру в городе и жить сам по себе, – продолжил Арсений. – Ты доволен? Нет проблем?

Гаврош помолчал.

– Нормально! Только есть одна проблемка. И если будем вместе работать…

– Говори, тут все свои!

– Есть у меня два земляка: Худой и Чага… Они в кодле Никитоса отца убили… Худой срок мотает, мне его не достать…

– Отец – святое дело, – кивнул Арсений. – И эту историю я слышал, знаю, что с Никитосом вопрос закрыт. А на какой зоне этот Худой чалится?

– Не знаю, – пожал плечами Гаврош.

– Ладно, это я пробью. И определю потом, что можно сделать. А второй… Как его, говоришь, погоняло?

– Чага. Этот, вроде, в Климовке так и ошивается.

– Ну, а какие проблемы тогда? – пожал плечами Арсений. – Поезжайте с Лихим и разберитесь!

– Вообще не проблема! – кивнул захмелевший Лихой.

* * *

«Девятка» Лихого с номерами от давно разбитой «шестёрки» заехала в Климовку после обеда. На переднем пассажирском сидел Гаврош в парике и с усами. У напарника это вызывало насмешки, но Гаврош не обращал внимания: он считал, что сохранившийся только в литературе и кинематографе подобный метод изменения внешности должен использоваться и в реальной жизни.

– Показывай, куда тут! – сказал Лихой.

– Сейчас направо и дальше прямо до конца улицы.

– Этот Чага кто по жизни?

– Обычный бык. Дерзкий, тупой, боксом раньше занимался… Давно.

– Да, может оборотку дать… – скривился Лихой. – Зачем тебе вообще с ним разговаривать? Вальнём сразу, и дело с концом!

– Нет! Он должен знать за что!

– Понты киношные, – проворчал Лихой. – Как этот твой маскарад…

– Тормози, вон уже его дом.

Гаврош остался сидеть в машине, а Лихой пошёл к покосившейся дощатой избушке. Но вскоре вернулся.

– Нет там никого! Может, он уже здесь не живёт?

– Не знаю. Поехали прокатимся! Райцентр не Тиходонск, найдем. Знаю я их клубы по интересам… А интереса у Чаги всего два: водка да пиво. А потом третий появляется: бабы и драки. Эти любили в «Перекрестке» тусоваться, там вся шваль собирается…

Они покрутились по улицам, подъехали к пивной, ресторану «Восход», шашлычной. Минут через тридцать за столиком летнего бара «Перекрёсток» увидели издали Чагу. Он потолстел, обрюзг и то ли отпустил бороду, то ли давно не брился.

– Я же говорил, интересы у них не меняются! – презрительно усмехнулся Гаврош. – Иди, закорешись с ним на блатной теме!

Лихой проехал немного дальше, развернулся и остановился. Теперь Гаврош хорошо видел стол, за которым сидел Чага с двумя подвыпившими щуплыми парнями, явно моложе его.

– Да, ясно, на что такая рыба клюет. Садись тогда за руль и жди, – напарник вышел и развинченной походкой, засунув ладони в задние карманы джинсов, направился к бару.

Чага говорил на повышенных тонах, молодые собутыльники почтительно слушали. На столе перед ними стояли три пустых бокала из-под пива, рядом – горка шелухи от семечек, а у ножки стола – пустая бутылка из-под водки.

– Ты знаешь, как мы всех держали? – Чага сжимал кулак с такой силой, что даже скрипел зубами. – Вот так мы всех держали! А вы? Вы что можете, шибздики? Вас никто не знает даже!

Лихой купил бутылку водки, четыре разогретых в микроволновке сосиски на тарелке и подошёл к столику.

– Привет, Чага! Я подсяду?

Все трое уставились на него пьяными взглядами. Лихой поставил бутылку на стол.

– Не привык бухать в одно рыло!

– О, видели?! – повеселел Чага. – Меня все помнят и уважают! А вас кто? Кто вас угостит?

– Нас тоже знают! – попытался возразить один из «шибздиков».

– Ты их знаешь? – обратился Чага к Лихому.

– Нет.

– О! Не знает! Так что дёргайте отсюда, раз у вас больше ничего нет! Я не собираюсь вас поить!

«Шибздики» молча вышли из-за стола и поплелись к выходу. Лихой сел напротив.

– Маня! – крикнул Чага барменше. – Пару чистых стаканов, мы гулять будем!

Через минуту стаканы были на столе, и Лихой наполнил их водкой. Чага тут же, не дожидаясь, выпил и засунул сосиску целиком в рот.

– Слушай, а ты кто вообще? – спросил он, жуя.

– Лихой я. Из Тиходонска. Мы с Никитосом когда-то вместе зону топтали, потом я к нему в Яблоневку приезжал. Да мы и знакомились у него, только ты пьяный был…

– Даа, бывает… Тебя не помню, правда… А Никитоса грохнули!

– Слыхал. Давай за настоящих пацанов, за фарт, за жизнь ворам!

– Давай!

Гаврош не слышал, о чём они говорили, но видел, что дружба завязывается и скоро начнутся пьяные обьятия и слюнявые клятвы. Прошло минут сорок, бутылка почти опустела.

– Тиходонск, – повторил Чага, будто пробуя слово на вкус. И вкус ему явно нравился. – Было дело раз в «Раке»… Как там, кстати, не прикрыли его? И пиво такое же вкусное?